Укрывательство вид преступления направленный против правосудия
Хороший шаблон поддержит в преодолении задач при придумывании ответственного обращения. Это даст способ сохранить средства на найме юриста. Сохраненные ресурсы всегда полезны. Перед тем как переписывать пример, очень следует внимательно посмотреть напечатенные в нем пункты кодексов. С течением лет они могли потерять свежесть.
Укрывательство – определенный вид преступления, который направлен непосредственно против правосудия. Укрывательство, как преступление, заключается в сокрытии самого преступника, орудия, следов или средства преступления, а также предметов и вещей, добытых преступным путем. Видами укрывательства являются действия следующего вида: предоставление преступнику убежища, уничтожения орудия преступления, изготовление поддельных документов для преступника, хранение вещей и похищенных предметов и другое. Уголовное законодательство предусматривает ответственность только за укрывательство преступника, равно как сокрытие орудия или предметов преступления, совершившего особо тяжкое преступление.
История развития законодательства об ответственности за преступления против правосудия
Российское законодательство на протяжении всей истории своего развития предусматривало ответственность за преступления против правосудия.
Правовые акты дореволюционной России содержали достаточно широкий перечень уголовно наказуемых деяний, препятствующих осуществлению правосудия. Первоначально нормы об ответственности за преступления против правосудия были расположены в различных главах источников права. Например, неправосудие, ответственность за которое устанавливалась еще Судебниками 1497 и 1550 гг. относилось к должностным преступлениям, а лжесвидетельство и лжеприсяга - к преступлениям против веры.
Уложение о наказаниях уголовных и исполнительных 1845 г. содержало ряд статей о преступлениях, посягающих на интересы правосудия.
Эти нормы были включены в раздел "Преступления против порядка управления", где предусматривалась ответственность за взлом тюрем, увод или побег находящихся под стражей или надзором, а также в раздел "Преступления, нарушающие общественное спокойствие и порядок", в котором имелась норма об ответственности за лжедонос, лжесвидетельство и ложные показания. Должностные преступления регулировались специальной главой "О преступлениях и проступках чиновников при следствии и суде".
В Уголовном уложении 1903 г. преступлениям против правосудия была посвящена специальная глава "О противодействии правосудию", которая содержала 22 статьи, устанавливающие ответственность за следующие деяния: лжедонос; лжесвидетельство; подделку или предъявление суду лжедоказательства; лжеприсягу; ложные бесприсяжные показания в собственном деле; недонесение; отказ от представления вещественного или письменного доказательства по уголовному делу; укрывательство; погребение или сокрытие мертвого тела до судебно-медицинского осмотра при отсутствии цели скрыть следы преступления; отказ свидетеля, понятого, сведущего лица (эксперта) или переводчика без уважительной причины исполнять свои обязанности в процессе следствия или судебного рассмотрения дела; освобождение лица, находящегося в местах заключения или под стражей; побег из-под стражи или из места заключения; побег с поселения; побег с каторги; самовольное оставление обязательного места жительства или самовольное пребывание в местах, запрещенных для проживания, а также самовольное пользование правом, которого виновный лишен по приговору суда; нарушение распоряжения суда о невыезде с места жительства или временного пребывания. В данную главу была помещена норма об освобождении от наказания за недонесение и укрывательство, если это касалось преступления, в котором принимал участие сам обвиняемый или члены его семьи, а также если между ним и укрываемым существовали близкие родственные отношения.
Многие преступления, входившие в данную главу и известные современному законодательству, имели особенности, отличающие их от аналогичных составов действующих в настоящее время уголовно-правовых норм. Так, ответственность за лжедонос была представлена в Уложении двумя статьями. В одной из них шла речь о заведомо ложном заявлении органам власти, от которых зависело возбуждение уголовного преследования, о преступном деянии без указания на лицо, его совершившее (ст. 156). Другая статья посвящалась доносу в тесном смысле слова с заведомо ложным обвинением определенного лица в совершении преступления или служебного проступка с указанием оснований такого обвинения (ст. 157).
Представляется интересной и норма об ответственности за лжесвидетельство как заведомо ложные показания при производстве следствия или суда, даваемые свидетелями, "сведущими лицами", т.е. экспертами, переводчиками или при дознании "через окольных людей" (ст. 158).
Ложное заявление о каком-либо событии, сделанное на следствии или в суде лицом, на показаниях которого основывалось судебное решение или которое удостоверяло юридический факт, несомненно, представляло опасность для правосудия. Поэтому лжесвидетельство - это прежде всего преступление против правосудия, хотя оно подкреплялось религиозной присягой, что являлось основанием отнесения его к религиозным преступлениям. При работе над Уголовным уложением 1903 г. было признано нецелесообразным содержащееся в Уложении 1845 г. различие понятий "лжеприсяга", которая относилась к группе преступлений против веры, и "лжесвидетельство" как преступления против общественного спокойствия и порядка. Такое разделение приводило к дублированию одних и тех же положений и не способствовало четкости в формулировках составов.
Ненаказуемым по Уложению 1903 г. является лжесвидетельство лица, имеющего по закону право отказаться от дачи показаний, если на такое право ему не было предварительно указано (ч. 2 ст. 158). По Уставу уголовного судопроизводства мог отказаться от дачи показаний и, следовательно, избежать ответственности за лжесвидетельство близкий родственник обвиняемого, если он не был предупрежден о таком его праве и дал показания.
Ответственность за недонесение по Уголовному уложению 1903 г. предусматривалась несколькими статьями (ст. 162-164). В первой из них шла речь об ответственности за неизвещение без уважительной причины "подлежащей власти или угрожаемого лица" о достоверно известном виновному замышляемом или предпринятом тяжком преступлении при условии возможности предупреждения или прекращения последнего.
Две другие нормы (ст. 163-164) посвящались ответственности за несообщение о достоверно известных определенных видах тяжких преступлений, направленных против Верховной Власти, Священной Особы Императора, Членов Императорского Дома, о государственной измене, а также об участниках этих преступлений.
Н.С.Таганцев, комментируя Уголовное уложение 1903 г. справедливо отмечал, что обязанность противодействия преступлениям есть нравственно-гражданская обязанность, наложить ее на каждого означало превращение каждого гражданина в полицейского служителя, карая его за невоспрепятствование как за неисполнение служебных обязанностей*(256). Поэтому по Уложению уголовно наказуемым было недонесение только об определенных преступлениях, представляющих повышенную общественную опасность. Субъектами этих преступлений являются частные лица. Случаи недонесения, совершенные должностными лицами, перечислялись в главе о служебных злоупотреблениях (ст. 643-644).
В Уложении вопросам ответственности за укрывательство посвящались четыре статьи (ст. 166-169). Укрывательство было отделено не только от соучастия в преступлении, но и от пользования плодами преступления, которое относилось к имущественным преступлениям (ст. 616-619).
Уложение различает укрывательство преступного деяния и преступника. При первом виде укрывательства (ст. 166) действия виновного заключаются в повреждении, сокрытии или захвате доказательства по уголовному или гражданскому делу. При этом в законе различаются два случая, когда: 1) поврежденные, сокрытые или захваченные вещи уже приобщены к производству по уголовному или гражданскому делу лицами, производящими расследование, или судом; 2) они остались еще неизвестными органам правосудия.
Второй вид укрывательства (ст. 167 и 169) включал сокрытие и содействие в сокрытии лица, совершившего преступление. Ответственность за укрывательство лица, совершившего преступление, дифференцировалась в зависимости от вида наказания, к которому приговаривалось укрываемое лицо, и от тяжести преступления. Укрываемый может быть привлечен к следствию или суду или может разыскиваться властью по подозрению в совершении преступления, либо он еще не разыскивался властью, но совершил тяжкое преступление.
Уложением предусмотрены также особые случаи укрывательства, к которым относились: явка с повинной в преступлении, заведомо совершенном другим лицом; заведомо ложная выдача себя за лицо, обвиняемое в преступлении; отбывание наказания в виде лишения свободы за другое лицо, приговоренное к такому наказанию.
Ряд преступлений, посягающих на интересы правосудия, содержится в главе "О преступных деяниях по службе государственной и общественной". Субъектами этих преступлений являются служащие: виновные в непринятии мер или неучинении действий вопреки служебной обязанности по преследованию преступлений или по приведению в исполнение вошедших в законную силу определений, решений или приговоров суда (ст. 639); обязанные предупреждать и пресекать преступные деяния, виновные в непринятии мер по выполнению этой обязанности, если это повлекло совершение преступления (так называемое служебное попустительство) (ст. 643); виновные в недонесении о преступлении (ст. 643-644); исполнительных органов власти (полиция безопасности), обязанных принимать меры к задержанию преступников (специальные случаи укрывательства) (ст. 645); виновные в незаконном лишении свободы вследствие незнания своих обязанностей или небрежности (ст. 649); виновные в незаконном производстве обыска, осмотра или выемки (ст. 650); виновные в побеге арестанта вследствие небрежного исполнения своих обязанностей (ст. 652); виновные в вымогательстве показаний обвиняемого, свидетеля или сведущего лица (ст. 676); судьи, виновные в постановлении заведомо неправосудного решения (ст. 675); присяжные заседатели, виновные в принятии взятки, разглашении тайны совещания или голосования присяжных заседателей, в неявке по вызову суда для исполнения своих обязанностей, в отказе без уважительных причин исполнять свои обязанности (ст. 659, 677-679).
Таким образом, Уголовное уложение 1903 г. содержало достаточно развитую систему норм, способных обеспечить охрану правосудия от преступных посягательств со стороны как служащих государственных органов и присяжных заседателей, так и других лиц (свидетелей, потерпевших, экспертов, переводчиков, арестованных, осужденных, лиц, могущих нарушить отправление правосудия лжедоносом, лжесвидетельством, укрывательством, недонесением и т.д.).
При всем своеобразии институтов дореволюционного законодательства в сфере преступлений против правосудия основные его положения стали базовыми для советского уголовного законодательства в этой области.
Уже в первые годы советской власти появились специальные нормы об ответственности за преступления против правосудия. Так, декретом ВЦИК от 15 апреля 1919 г. "О лагерях принудительных работ" предусматривалась ответственность за побег из лагерей*(257). Был принят Декрет СНК от 24 ноября 1921 г. о наказании за ложные доносы*(258), который устанавливал ответственность за заведомо ложный донос органу судебной и следственной власти о совершении определенным лицом преступления, а также ответственность за ложные показания, данные свидетелем, экспертом или переводчиком при дознании, следствии или судебном разбирательстве по делу.
В первом Уголовном кодексе РСФСР 1922 г. преступления против правосудия не выделялись в качестве главы с самостоятельным родовым объектом, а были отнесены к различным главам: контрреволюционным преступлениям, преступлениям против порядка управления, должностным преступлениям, преступлениям против жизни, здоровья и достоинства личности, нарушению правил, охраняющих народное здравие, общественную безопасность и публичный порядок.
В разделе "О контрреволюционных преступлениях" главы "Государственные преступления" предусматривалась ответственность за укрывательство и пособничество контрреволюционным преступлениям, не связанные с непосредственным совершением этих преступлений, и при неосведомленности об их конечных целях (ст. 68 УК).
К преступлениям против порядка управления, составляющим второй раздел главы "Государственные преступления", были отнесены недонесение о достоверно известных предстоящих и совершенных контрреволюционных преступлениях (ст. 89); освобождение арестованного из-под стражи или из места заключения или содействие его побегу (ст. 94); побег арестованного из-под стражи или из места заключения, учиненный посредством подкопа, взлома или вообще повреждения затворов, стен и т.п. а равно побег с места высылки или с пути следования к ней (ст. 95); оглашение данных предварительного следствия, дознания или ревизионного производства Рабоче-крестьянской инспекции (ст. 104-а).
Глава "Должностные (служебные) преступления" включала такие преступления против правосудия, как постановление судьями из корыстных или иных личных видов неправосудного приговора (ст. 111); незаконное задержание, незаконный привод, а также принуждение к даче показания при допросе, заключение под стражу в качестве меры пресечения из личных либо корыстных видов (ст. 112).
В главе "Преступления против жизни, здоровья и достоинства личности" были помещены нормы об ответственности за заведомо ложный донос (ст. 177) и заведомо ложные показания (ст. 178).
В главе "Нарушение правил, охраняющих народное здравие, общественную безопасность и публичный порядок" содержалось лишь одно преступление, посягающее на интересы правосудия - самовольное оставление определенного, установленного законным распоряжением администрации или судебных властей местопребывания (ст. 223).
Некоторые из норм о преступлениях против правосудия были внесены в Уголовный кодекс 1922 г. позднее постановлениями ВЦИК от 11 ноября 1922 г.*(259), от 10 июля 1923 г.*(260) и декретом ВЦИК и СНК от 25 августа 1924 г.*(261)
Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. также не имел специальной главы о преступлениях против правосудия. Статьи о соответствующих преступлениях были включены в три главы: "Контрреволюционные преступления", "Преступления против порядка управления" и "Должностные преступления".
В главе "Контрреволюционные преступления" посягательства на интересы правосудия были представлены нормой об ответственности за укрывательство и пособничество контрреволюционным преступлениям, а также за недонесение о достоверно известных фактах их подготовки и совершения.
Специальных составов об укрывательстве и недонесении об иных преступлениях этот Кодекс не предусматривал, поскольку заранее не обещанное укрывательство относилось к пособничеству. Уголовные кодексы ряда других союзных республик включили нормы о сокрытии преступления, преступника или следов преступления, не являющихся содействием преступлению (например, Кодексы Украины и Грузии). По поводу недонесения в Общей части Уголовного кодекса 1926 г. (ст. 18) говорилось, что оно влечет уголовную ответственность только в случаях, специально указанных в законе. Например, согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. "Об уголовной ответственности за хищения государственного или общественного имущества"*(262) наказуемо было недонесение о хищении государственного или общественного имущества, совершенном повторно, а равно организованной группой или в крупных размерах.
Норма об ответственности за ложный донос и ложные показания в Кодексе 1926 г. помещалась в главе "Преступления против порядка управления", а в Кодексе 1922 г. - в главе "Преступления против жизни, здоровья и достоинства личности". Это означает, что в данном случае законодатель признал приоритет охраны интересов правосудия.
К преступлениям против порядка управления были отнесены и самовольное оставление назначенного постановлением судебного или административного органа местопребывания, а равно неявка в срок к назначенному теми же органами месту жительства.
Таким образом, в Уголовном кодексе 1926 г. содержались следующие преступления против правосудия: постановление судьями неправосудного приговора, решения или определения (ст. 114); незаконное задержание, незаконный привод, принуждение к даче показаний (ст. 115); заведомо ложный донос, заведомо ложное показание (ст. 95); уклонение или отказ свидетеля, эксперта, переводчика и понятого от выполнения своих обязанностей, уклонение от исполнения своих обязанностей народного заседателя, воспрепятствование явке свидетеля или народного заседателя для исполнения своих обязанностей (ст. 92); оглашение данных предварительного следствия, дознания или ревизионного обследования (ст. 96); побег арестованного из-под стражи или из места заключения, побег с места обязательного поселения или пути следования к нему, самовольное временное оставление назначенного постановлением судебного или административного органа местопребывания, неявка в срок к назначенному теми же органами месту жительства (ст. 82); незаконное освобождение арестованного из-под стражи или из места заключения либо содействие его побегу (ст. 81).
Для последующего развития законодательства характерна тенденция к более эффективной уголовно-правовой охране отношений, складывающихся в области правосудия.
В Уголовном кодексе РСФСР 1960 г. законодатель пошел по пути дифференциации уголовной ответственности за преступления против правосудия, более четкого описания составов и их признаков, исключил ряд деяний, не представляющих большой общественной опасности, ввел ответственность за деяния, которые не были предусмотрены предшествующими уголовными кодексами. В Кодекс 1960 г. были включены такие новые составы преступлений, как привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности (ст. 176); понуждение свидетеля или потерпевшего к даче ложных показаний или эксперта к даче ложного заключения либо подкуп этих лиц (ст. 183); растрата, отчуждение или сокрытие имущества, подвергнутого описи или аресту (ст. 185); укрывательство преступлений (ст. 189); недонесение о преступлениях (ст. 190).
Впервые преступления против правосудия были выделены в самостоятельную главу, которая включала 15 статей. Эта глава помещалась между должностными преступлениями и преступлениями против порядка управления, что вполне оправданно, поскольку родовым объектом этих трех групп преступлений является правильное функционирование различных аспектов государственного аппарата. Для преступлений против правосудия - это общественные отношения, обеспечивающие нормальное функционирование органов правосудия.
Начавшаяся в России судебная реформа потребовала укрепления уголовно-правовых гарантий независимости судебной власти в процессе осуществления правосудия. Это нашло отражение и в совершенствовании системы составов преступлений против правосудия, которая в конце 80-х гг. была дополнена нормами об ответственности за вмешательство в разрешение судебных дел (ст. 176.1), об угрозе по отношению к судье и народному заседателю (ст. 176.2), об оскорблении судьи или народного заседателя (ст. 176.3), о неисполнении судебного решения (ст. 188.2), о разглашении сведений о мерах безопасности, принятых в отношении судьи и участников уголовного процесса (ст. 184.1).
Необходимостью повышения эффективности отбывания наказания обусловлено введение в кодекс серии статей, направленных на пресечение действий, которые посягают на нормальную деятельность исправительных учреждений и на режим отбывания наказания. К ним относятся нормы об ответственности за уклонение от отбывания наказания в виде лишения свободы (ст. 188.1), злостное неповиновение требованиям администрации исправительно-трудового учреждения (ст. 188.3), незаконную передачу запрещенных предметов лицам, содержащимся в исправительно-трудовых учреждениях (ст. 188.4).
В Уголовном кодексе РФ 1996 г. сохранена система норм об ответственности за преступления против правосудия. С учетом того, что судебная власть - самостоятельная ветвь власти, ей отведена отдельная глава в разделе "Преступления против государственной власти".
В структуре норм Особенной части Кодекса 1996 г. исследуемые составы занимают такое же место, как и в Кодексе 1960 г. т.е. они расположены между должностными преступлениями и посягательствами на порядок управления.
В Уголовном кодексе 1996 г. нормы о преступлениях против правосудия подверглись значительным изменениям, связанным со стремлением законодателя обеспечить максимальную уголовно-правовую охрану лиц, осуществляющих правосудие, и других участников судопроизводства, а также стабильность приговоров, решений и других судебных актов. Эта цель достигается путем дополнения указанных норм новыми составами, расширения в ряде случаев пределов ответственности и их дифференцирования, конкретизации формулировок составов и их квалифицирующих признаков, введением дополнительных квалифицирующих признаков.
Так, в Уголовный кодекс 1996 г. введены новые нормы об ответственности за посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование (ст. 295), за клевету в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава, судебного исполнителя (ст. 298), незаконное освобождение от уголовной ответственности (ст. 300), фальсификацию доказательств по гражданскому делу, совершенную лицом, участвующим в деле, или его представителем, а также за фальсификацию доказательств по уголовному делу лицом, производящим дознание, следователем, прокурором или защитником (ст. 303), провокацию взятки либо коммерческого подкупа в целях искусственного создания доказательств совершения преступления либо шантажа (ст. 304).
Определенным изменениям подверглись и санкции статей о преступлениях против правосудия. Увеличилось число статей, предусматривающих штраф, который является наиболее распространенным видом наказания в данной группе преступлений. Включены новые виды наказаний: арест, обязательные работы, ограничение свободы, которые составляют альтернативу лишению свободы.
Анализ изменений, внесенных в УК РФ 1996 г. позволяет сделать вывод о том, что на данном этапе законодатель пытается обеспечить охрану отношений по отправлению правосудия в основном за счет расширения сферы уголовной ответственности.
Вместе с тем тенденции гуманизации уголовного законодательства, дифференциации ответственности, создания условий для реализации принципа экономии репрессий проявляются и в декриминализации ряда преступлений против правосудия, предусмотренных Уголовным кодексом 1960 г.
Например, декриминализированы предусмотренные ст. 182 УК 1960 г. уклонение свидетеля или потерпевшего от дачи показаний и отказ или уклонение эксперта от дачи заключения. Низкая степень общественной опасности подобных действий и крайне редкое применение этой нормы на практике являются основанием для ее декриминализации. Совершение указанных действий влечет административную (ст. 165 КоАП РСФСР) или дисциплинарную ответственность.
Уголовный кодекс 1996 г. декриминализировал и такой вид прикосновенности к преступной деятельности, как недонесение о преступлениях. Практическая ненаказуемость этого деяния связана с тем, что недонесение часто сопряжено с заранее не обещанным укрывательством либо с соучастием в преступлении. В обоих случаях оно не требует самостоятельной квалификации, является частью более тяжкого преступления и охватывается статьей об ответственности за него.
В норме об ответственности за укрывательство законодатель значительно сузил рамки состава по сравнению с аналогичной нормой в УК 1960 г. В действующем Кодексе предусмотрена ответственность за укрывательство лишь особо тяжких преступлений.
Статьи об ответственности за ложные показания (ст. 307), за отказ свидетеля или потерпевшего от дачи показаний (ст. 308), за укрывательство преступлений дополнены примечаниями, согласно которым: а) свидетель, потерпевший, эксперт или переводчик освобождаются от уголовной ответственности за дачу ложных показаний, если они до вынесения приговора или решения добровольно заявят о ложности данных ими показаний, заключения или о заведомо неправильном переводе; б) не подлежит ответственности лицо, отказавшееся от дачи показаний против себя самого или своих близких; в) не подлежит уголовной ответственности за заранее не обещанное укрывательство преступлений лицо, являющееся супругом или близким родственником совершившего преступление.
Свидетельством гуманизма действующего уголовного законодательства является также декриминализация таких предусмотренных в УК 1960 г. деяний, как злостное неповиновение требованиям администрации исправительного учреждения и незаконная передача запрещенных предметов лицам, содержащимся в местах лишения свободы и следственных изоляторах. За совершение указанных действий уголовно-правовая ответственность заменена дисциплинарной и административной. Практика показывает, что угроза уголовного наказания не обеспечивает предотвращения данных правонарушений, поэтому их пресечение и профилактика наиболее эффективны в рамках исправительного учреждения при надлежащей деятельности администрации (строгом соблюдении закона, контроле, правильном подборе мер взыскания).
§ 1. Укрывательство преступлений
Рассмотрение видов вторичных преступлений, на первый взгляд, было бы логичным начать с легализации преступных доходов - в порядке расположения статей в УК РФ. Однако предпочтем иное основание для выбора последовательности: время появления вторичных преступлений в человеческом обществе и уголовном законе. С этих позиций сначала нужно обратиться к укрывательству преступлений, затем - к приобретению или сбыту имущества, заведомо добытого преступным путем, и лишь потом - к отмыванию денег или иного имущества, приобретенного преступным путем. В этом случае, кроме соблюдения исторической справедливости, на наш взгляд, исследование пойдет от более простого явления к более сложному, проще будет проследить связь между ними.
Следует оговориться, что в ходе данного исследования не ставилась
задача полного анализа всех вышеупомянутых преступлений (изучение каждого из них может лечь в основу самостоятельной научной работы): предпринята попытка осветить наиболее актуальные и спорные вопросы, касающиеся этих деликтов.
Вопросы квалификации вторичных преступлений будут затрагиваться в процессе характеристики каждого из преступлений.
В отношении укрывательства, пожалуй, можно с уверенностью утверждать, что это самое древнее из вторичных преступлений. Фигура укрывателя была хорошо известна древнеримскому праву (правда, данное деяние тогда не разделялось на заранее обещанное и необещанное) *(185). Первоначально укрывательство рассматривалось лишь в свете соучастия в преступлении. Однако ст. 16 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. уже очень точно определяла этот вид прикосновенности: "признаются. укрывателями: те, которые не имев никакого участия в самом содеянии преступления, только по совершении уже оного заведомо участвовали в сокрытии или истреблении следов его, или же в сокрытии самих преступников, или также заведомо взяли к себе или приняли на сбережение, или же передали или продали другим похищенные или отнятые у кого-либо или же иным противозаконным образом добытые вещи" *(186). Современные уголовно-правовая наука и уголовное законодательство однозначно делят укрывательство на заранее (до совершения основного деяния) обещанное (соучастие-пособничество) и заранее не обещанное (прикосновенность) *(187). О последнем деликте, являющемся вторичным преступлением, и пойдет речь.
Развитие уголовного права, становление института прикосновенности к преступлению потребовало повышенного внимания к составу укрывательства *(188). Еще в дореволюционной России эти вопросы осветили в своих работах, в частности, А.Ф. Бернер *(189), С. Будзинский *(190), А.С. Жиряев *(191), М.И. Любимов *(192), Н. Полетаев *(193), Н.С. Таганцев *(194) и др. В советский период развития уголовного права проблемы ответственности за укрывательство преступлений были затронуты в работах большого числа авторов. Тем не менее многие дискуссионные вопросы остались таковыми и по сей день.
Однако если сама по себе общественная опасность укрывательства изначально не подлежала сомнению *(195), то объект укрывательства вызывал и вызывает достаточно много споров. Во многом это обусловлено тем, что от решения данного вопроса зависит юридическая природа укрывательства.
Ряд авторов отмечают идентичность объектов укрываемого преступления и укрывательства. Так, П.К. Евдокимов поддержал мнение А.Я. Вышинского: независимо от времени, когда дано обещание скрыть преступление или преступника, укрывательство всегда является пособничеством *(196), а объектом укрывательства является объект укрываемого преступления *(197). Аналогичный подход к объекту (правда, с иной аргументацией) у Н.А. Шалыгина: укрывательство опасно для общественных отношений, на которые посягает укрываемое преступление, хотя эта опасность проявляется специфически в процессе воспрепятствования раскрытию уже совершенного преступления
*(198).
М.И. Ковалев подошел к вопросу дифференцированно: при контрреволюционных преступлениях, хищениях государственного и общественного имущества, кражах, разбое, вымогательстве, мошенничестве, растрате, присвоении, при всех длящихся преступлениях, некоторых особо опасных преступлениях против порядка управления, отдельных воинских преступлениях укрыватель "прямо и непосредственно посягает на объект укрываемого преступления" *(199). В других же случаях объектом укрывательства М.И. Ковалев признавал интересы социалистического правосудия (если укрывательство не было заранее обещанным). Так же двояко рассуждал Ф. Лист: укрывательство преступников есть преступление против правосудия, а укрывательство вещей, добытых преступлением, - против имущества *(200).
В.Г. Смирнов исходит из того, что деятельность прикосновенного лица одновременно посягает на два объекта: на интересы правосудия и объект того преступления, в связи с которым эта деятельность возникает, причем последний является определяющим_ *(201). Сходная позиция у А.С. Омарова: укрывательство, независимо от предварительного обещания укрыть, посягает одновременно на объект укрываемого преступления и на правильную деятельность органов правосудия *(202). В частности, приводится следующая аргументация: поскольку предлагается дифференцировать уголовную ответственность укрывателей в зависимости от общественной опасности укрываемого преступления, то, следовательно, общественная опасность такого укрывательства обусловливается важностью объекта укрываемого преступления. Из этого факта должно вытекать признание объектом заранее не обещанного укрывательства, наряду с интересами социалистического правосудия, и объекта укрываемого преступления *(203). Представляется, из вполне логичных предпосылок автор сделал необоснованный вывод. Во-первых, речь здесь идет об "усредненной" общественной опасности, о категориях преступлений. Во-вторых, степень общественной опасности деяния (в отличие от характера), как известно, определяется различными, как объективными, так и субъективными обстоятельствами *(204).
Б.Т. Разгильдиев полагает, что лицо, совершившее преступление и избежавшее наказания, реально угрожает обществу возможностью продолжения преступной деятельности. Такая угроза становится возможной в значительной мере в силу деяний прикосновенных лиц, но поскольку перспектива совершения нового преступления основным преступником для прикосновенного лица не конкретизирована, то возникает угроза посягательства на весь комплекс общественных отношений, охраняемых уголовным законом. Соответственно, объектом выступают интересы общественной безопасности *(205).
На взгляд же большинства ученых, предпочтительней точка зрения, согласно которой объектом заранее не обещанного укрывательства и недоносительства являются интересы правосудия. При заранее не обещанном укрывательстве виновный вступает в связь с исполнителем или соучастниками после совершения преступления. Исполнитель и другие соучастники, совершая
основной деликт, действуют совершенно самостоятельно, не рассчитывая на содействие прикосновенных лиц: "действия прикосновенных лиц не находятся ни в причинной, ни в виновной связи с основным преступлением; поэтому заранее не обещанное укрывательство и недоносительство не посягают и не могут посягать на объект укрываемого преступления" *(206). М.Х. Хабибуллин, ссылаясь также на мнение ряда ученых *(207), подчеркивает, что лицо совершившее заранее не обещанное укрывательство, своими действиями препятствует раскрытию основного преступления, изобличению преступника, привлечению его к уголовной ответственности и справедливому наказанию. Следовательно, заранее не обещанное укрывательство во всех случаях причиняет вред интересам правосудия, что и является родовым объектом этого преступления *(208). Такой подход к объекту укрывательства отстаивался еще Н. Полетаевым: "укрывательство. есть особое преступление именно против государственной судебной власти, препятствование ей, посредством положительных действий, в отправлении ее обязанности судить и наказывать преступления" *(209).
Данная позиция нашла закрепление в уголовном законе: ст. 316 размещена сегодня в гл. 31 "Преступления против правосудия" УК РФ.
Вместе с тем Л.В. Иногамова-Хегай полагает, что объект укрываемого преступления является дополнительным объектом преступления, предусмотренного ст. 316 УК РФ *(210). Такой подход критикуется А.В. Федоровым *(211). Действительно, если признать указанный объект в качестве дополнительного, значит он должен претерпевать негативные изменения всегда, что нельзя признать верным. Однако вполне допустимо данный объект рассматривать как факультативный. Можно ли нанести вред объекту убийства укрывательством? Непосредственному - вряд ли *(212): как говорили древние, "мертвые сраму не имут". В отношении же родового объекта ситуация сложнее. Б.Т. Разгильдиев указывает на важность осознания укрывателем возможности совершения виновным в основном преступлении нового деликта. Правда, подчеркивает он, перспектива совершения нового преступления основным преступником для прикосновенного лица не конкретизирована. Нетрудно сделать вывод, что в ряде случаев укрыватель может обладать вполне обоснованным предположением о продолжении укрываемым преступной деятельности определенной направленности. Так, лицо может само заявить укрывателю, что он "грабил, грабит и будет грабить" ("разбойничать", "убивать" и т.д.). Подобная ситуация уже близка к пособничеству в новом преступлении, но, разумеется, "не дотягивает" до него (речь здесь идет лишь об обнаружении умысла со стороны укрываемого) *(213). Итак, в случае когда укрыватель может с уверенностью спрогнозировать совершение виновным в основном преступлении однородного или тождественного с предикативным преступления, объект основного деяния выступает и в качестве объекта (факультативного!) укрывательства, так как действиями укрывателя создается реальная угроза причинения вреда охраняемым уголовным законом отношениям, уже нарушенным ранее основным деликтом. Правда, здесь корректнее говорить о посягательстве не на тот же, а на такой же объект.
Вместе с тем зачастую укрыватель вообще не может определить объект
основного преступления из-за неполноты сведений: укрывается "простой" убийца, а в реальности последний совершил посягательство на жизнь государственного деятеля (для наступления ответственности за укрывательство данное обстоятельство значения не имеет). А ведь виновный специально может предупредить укрываемого, что подробности основного преступления его не интересуют. Самостоятельность объектов прослеживалась даже в Уложении 1845 г. Как отмечал Н.С. Таганцев, по нему "укрыватель убийства, оказавшийся сыном убитого, должен был быть наказан как укрыватель простого убийства" *(214), а не отцеубийства. Возможны и ситуации, когда укрыватель не только не причиняет объекту основного деликта вреда, но и стремится его загладить. Например, уличив друга в изготовлении в целях сбыта поддельных денег в крупном размере, гражданин настаивает на их сожжении (а не сокрытии!), помогает в этом, уничтожает и другие следы преступления. Дело, возможно, состоит в том, что авторы, указывающие на объект основного преступления как объект укрывательства, подразумевают преимущественно низменные мотивы укрывателя. Но ведь зачастую превалирует жалость, сострадание к виновному при одновременном желании каким-то образом загладить вред *(215).
Итак, признавая объект основного преступления лишь факультативным объектом рассматриваемого преступления, автор разделяет мнение большинства ученых и законодателя относительно основного объекта укрывательства как интересов правосудия. В качестве дополнительного объекта вполне логично признать общественную безопасность по следующим основаниям. В принципе, в гл. 31 УК РФ "Преступления против правосудия" есть еще немало таких комбинаций объектов (интересы правосудия плюс общественная безопасность): ст. 300 "Незаконное освобождение от уголовной ответственности", ст. 313 "Побег из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи", ст. 314 "Уклонение от отбывания лишения свободы". Безусловно, нахождение на свободе лица, совершившего особо тяжкое преступление (укрывательство лишь таковых сегодня наказуемо), его уход от уголовной ответственности и наказания в подавляющем большинстве случаев представляют угрозу для общественной безопасности. Оговоримся, что здесь, собственно, не идет речь о теории опасного состояния личности: на ответственности укрываемого лица подобный подход к объекту преступления никоим образом не отразится. Однако состояние защищенности важнейших интересов общества претерпевает негативные изменения: сам факт того, что по улицам "разгуливает" лицо (кем бы оно ни было), совершившее убийство, террористический акт или иное особо тяжкое преступление, не позволяет говорить о том, что общественная безопасность сохранена - наличествует угроза целому комплексу отношений. Наиболее наглядный пример здесь -нахождение на свободе лица, совершившего ряд убийств (так называемого серийного убийцы) вызывает у населения района, где орудует подобный преступник, состояние панического страха (за свою жизнь, здоровье, половую свободу, имущество - ведь мотивы правонарушителя могут быть различными), чувство беззащитности.
Вместе с тем, так как при укрывательстве во всех таких случаях в большей степени нарушаются интересы правосудия, законодатель счел
возможным признать именно их объектом этого преступления: "Укрывательство и недонесение всегда (курсив наш. - М.Л.) затрудняют нормальную деятельность государственных органов по предотвращению преступлений и по своевременному раскрытию преступления и неотвратимому наказанию преступника" *(216).
Особое внимание объекту укрывательства уделено, в частности, по той причине, что на примере этого состава хорошо просматривается самостоятельность вторичного деяния по отношению к предикативному деликту: объект вторичного деяния не предопределен первоначальным преступлением.
При анализе объективной стороны *(217) заранее не обещанного укрывательства остановимся лишь на некоторых моментах. Первый вопрос касается самого названия статьи - "Укрывательство преступлений". При буквальном толковании (к сожалению, диспозиция ст. 316 УК РФ не является описательной и, по сути, повторяет ее название) за рамками этой нормы остаются случаи укрывательства преступника, когда само преступление раскрыто: известно виновное лицо, все обстоятельства дела. На данный недостаток неоднократно указывалось в юридической литературе *(218). Вполне логичным выглядит предложение назвать рассматриваемую статью "Укрывательство преступления и лица, его совершившего" *(219), особенно если учесть, что сегодня законодатель не дает понятия прикосновенности и ее видов в Общей части УК РФ.
Так что же следует понимать под укрывательством? По общепризнанному мнению, объективная сторона этого преступления выражается "в заранее не обещанных действиях лица, не участвовавшего в совершении преступления, по сокрытию преступника, орудий и средств совершения преступления, его следов либо предметов, добытых преступным путем" *(220). Но если в приведенном определении научный мир достаточно единодушен, то вызывает споры возможность совершения рассматриваемого преступления путем бездействия.
Ряд ученых категорически возражает против такой возможности, отмечая, что укрывательство - всегда активные действия *(221). Другие авторы *(222) допускают подобные ситуации. Н.Ф. Кузнецова приводит пример: лицо узнает, что в его доме спрятано краденое и, несмотря на это, продолжает хранить вещи до прихода за ними похитителей *(223). Сходным образом рассуждают и Б.Т. Разгильдиев (укрывательство бездействием возможно, если оно осуществляется путем молчаливого предоставления укрываемому средств, находящихся в ведении укрывателя) *(224); А.С. Омаров (при обязанности укрывателя в силу, например, должностного положения, противодействовать сокрытию преступления) *(225); Л.В. Лобанова (применительно к руководителям организаций при использовании подконтрольных помещений для укрывательства) *(226). С последними утверждениями следует согласиться, хотя и с некоторыми оговорками. На наш взгляд, нельзя любое лицо, узнавшее о том, что в его доме (машине и т.п.) хранится преступно добытое имущество, расценивать как укрывателя. Другое дело - ситуации, когда, как отмечает Н.Ф. Кузнецова, "молчание - знак согласия" *(227). Например, кладовщик дает молчаливое согласие на то, чтобы орудие преступления (топор) было спрятано среди других таких предметов на складе. Или другой пример: истопник видит,
что его знакомый бросает предметы, сохранившие следы преступления, в печь, но при этом вопреки инструкции не удаляет посторонние предметы, не тушит огонь. Та же ситуация с пожарным, который осмысленно не тушит дом, зная, что там догорают вещи, сохранившие следы преступления (возможно, за бездействие он получит вознаграждение от преступника). Участник оперативной группы для задержания преступника при обыске парка намеренно проходит мимо виновного, не сообщая о его нахождении. Сторож допускает проникновение в пансионат своего знакомого, дает возможность укрыться от сотрудников милиции, хотя знает о факте совершения им преступления.
Все эти ситуации похожи на декриминализированное сегодня недоносительство, но именно из-за обязанности действовать определенным образом в силу закона, трудовых обязанностей, договора лицо (не обязательно должностное *(228) - и простой служащий, иной гражданин) совершает укрывательство. Когда Н. Полетаев указывает на то, что укрывательство совершается "положительными действиями", следует учитывать следующее его пояснение: "Положительному действию противополагается собственно не пребывание в бездействии, а пребывание в обычном состоянии, которое может состоять и в известной деятельности. Поэтому если слуга, запиравший каждый раз на ночь дверь, по соглашению с вором, не запер ее, т.е. уклонился от обычной своей деятельности, то он будет виновен в положительном пособничестве, ибо это его бездействие есть только один из способов помогать ворам, заменимый какой-нибудь деятельностью: он мог отворить уже запертую дверь и впустить вора"_ *(229). Таким образом, терминологически "положительные действия" в трактовке Н. Полетаева соответствуют деянию в современном понимании (а не собственно действию) и включают в себя бездействие, в том числе и смешанное.
Следует особо отметить, что укрывательство бездействием имеет место, когда есть обязанность действовать по другому закону, но не по УК РФ - иначе это уже ответственность за недоносительство!
В случае с должностным лицом, ему необходимо вменять совокупность преступлений: укрывательство и конкретное должностное преступление. Связано это, в первую очередь, с различием объектов данных преступлений. Кроме того, для констатации наличия злоупотребления должностными полномочиями (ст. 285 УК РФ) необходима корыстная или иная заинтересованность виновного в содеянном; при укрывательстве, скажем, забегая вперед, мотив может быть и благородным - сострадание, например. Существенное нарушение интересов общества и государства как при злоупотреблении должностными полномочиями, так и при их превышении (ст. 286 УК РФ) возможно и при укрывательстве преступлений не только особо тяжких, но и меньшей тяжести. Соответственно, с учетом того, что в ст. 316 УК РФ отсутствует квалифицирующий признак, указывающий на должностное лицо в качестве специального субъекта преступления, укрывательство именно особо тяжких преступлений в таких случаях должно влечь повышенную ответственность путем применения правил о совокупности преступлений.
Однако трудности, безусловно, возникнут с доказыванием умысла укрывателя: разумеется, вряд ли последний сознается в том, что стремился
укрыть преступника, а не побоялся препятствовать неизвестному переночевать, спрятать вещь и т.д. Более того, наверняка в подобной ситуации тот же сторож предупредит укрываемого, что "в случае чего - я тебя не пускал, ты без моего ведома сам зашел в здание". Тем не менее исключать укрывательство путем бездействия полностью было бы неверно. По своей природе оно близко к попустительству, но совершается после окончания основного преступления.
Представляет большой теоретический и практический интерес возможность совершения укрывательства путем не физических действий, а интеллектуальных. Л.В. Лобанова допускает такие ситуации и уточняет, что понятие интеллектуальных действий сегодня устарело и предлагает использовать термин "информационное укрывательство", так как оно "заключается в передаче информации разными способами (устно, письменно, путем условных сигналов, жестов, мимики), причем укрыватель таким поведением может помочь преступнику избежать задержания, привлечения к ответственности и осуждения" *(230).
Многие авторы *(231) допускают совершение укрывательства путем интеллектуальных действий. Другие указывают, что "укрывательство всегда есть физическое содействие преступнику в его сокрытии от органов. правосудия" *(232). Представляется, что в последнем случае недооценивается значение информации (особенно в современном мире). Иногда совершенно не надо прятать преступника в погреб - достаточно послать оперативных работников по неверному следу, сказав, что якобы видел преступника в соседнем доме. Огромное значение имеют и советы, которые дает укрыватель укрываемому: обладая, например, в прошлом навыками оперативно-следственной работы, он может подсказать последнему, где и как будут проводиться обыски, выемки и т.д. Соответственно, преступник, получив данные сведения, с большей вероятностью сможет избежать ареста. В случаях с расследованием преступлений, совершенных с помощью компьютерной техники, ложная информация (например, сведения о точке доступа) может не только завести следствие в тупик, но и практически исключить возможность привлечения виновного к уголовной ответственности. Список примеров, когда иной раз достаточно одного намека для того, чтобы виновный избежал заслуженного наказания, можно было бы продолжить - подобных ситуаций множество. И нет никаких оснований не признавать такие действия общественно опасными.
Вместе с тем основная проблема здесь видится вот в чем: расценивать ли заведомо ложные показания, заведомо ложный донос, самооговор в качестве интеллектуального укрывательства или это сугубо самостоятельные преступления? Строго говоря, подобный вопрос может возникнуть в отношении большого числа статей гл. 31 УК РФ: незаконное освобождение от уголовной ответственности (ст. 300), фальсификация доказательств (ст. 303), заведомо ложный донос (ст. 306), заведомо ложные показание, заключение эксперта, специалиста или неправильный перевод (ст. 307), отказ свидетеля или потерпевшего от дачи показаний (ст. 308), разглашение данных предварительного расследования (ст. 310), некоторых других.
Попробуем подойти к решению этой проблемы издалека. Если гражданин в целях сокрытия преступления хранит предмет, запрещенный или
ограниченный в обороте (оружие, наркотики), то ответственность должна наступать по совокупности преступлений *(233). Л.В. Лобанова считает несколько иначе: идеальная совокупность здесь имеет место, но практика верно не идет по такому пути, так как "содеянное охватывается нормами о незаконном обороте предметов, за который предусмотрены строгие наказания" *(234). Забегая вперед, отметим, что подобный подход обоснован относительно ст. 175 УК РФ ("Приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем"), поскольку по своей природе данные предметы (оружие, наркотики и т.д.) чаще всего приобретены в результате преступных действий да и объект, охраняемый ст. 175, в этом случае не страдает. Вместе с тем применительно к ст. 316 УК РФ такое решение видится недопустимым. Лицо, которое хранит, предположим, пистолет, из которого застрелили человека, и при этом имеет цель скрыть убийство, посягает на два совершенно различных объекта и должно нести ответственность по совокупности преступлений.
К. совершил убийство Кр. с применением пистолета. Г. дал согласие на сокрытие орудия преступления и одежды К. на которой остались следы совершенного преступления. 25 июня 2002 г. К. передал Г. пистолет с тремя патронами и принадлежащую ему кожаную куртку, в которой он находился в момент совершения преступления, со следами крови. Через некоторое время Г. имея умысел на сокрытие орудия и следов совершенного К. преступления, выбросил пистолет с патронами и куртку в реку Волгу. Впоследствии Г. указал сотрудникам милиции, куда выбросил пистолет с патронами и куртку. Пистолет был обнаружен. Органами следствия в вину Г. наряду с укрывательством, было вменено незаконное приобретение, хранение и перевозка огнестрельного оружия и боеприпасов. Справедливости ради отметим, что в дальнейшем государственный обвинитель отказался от обвинения Г. по ч. 1 ст. 222 УК РФ в связи с тем, что Г. добровольно выдал оружие и боеприпасы, и уголовное дело в отношении его в этой части было прекращено постановлением суда от 19 февраля 2003 г. (Г. признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 316 УК РФ). Однако, как видим, сама совокупность подобных преступлений вполне допускается практическими работниками *(235).
Да и санкции по некоторым из статей (например, ч. 1 ст. 228 УК РФ - до трех лет лишения свободы) не намного превосходят санкцию в ст. 316 УК РФ (до двух лет лишения свободы), а по ч. 1 ст. 220 УК РФ ("Незаконное обращение с ядерными материалами или радиоактивными веществами") сопоставимы. Более того, в ст. 316 УК РФ речь идет об укрывательстве именно особо тяжких преступлений, чего не следует из ст. 220, 222, 228 УК РФ. Соответственно, при укрывательстве преступлений иной категории (например, совершено не убийство, а хулиганство с применением карабина) ответственность укрывателя возможна только за незаконный оборот оружия. Правило о совокупности преступлений должно действовать и в иных случаях, когда для укрывательства одного деликта совершается другой, в соответствии с общими правилами квалификации. Не будет совокупности в случае совершения убийства с целью скрыть другое преступление (п. "к" ч. 2 ст. 105 УК РФ), поскольку это обстоятельство уже учтено в качестве квалифицирующего признака (это конкуренция части и целого).
Теперь вернемся к соотношению укрывательства с заведомо ложным доносом и другими упомянутыми составами *(236). Здесь сложность проявляется в общности их родового (но не непосредственного) объекта. Вместе с тем и в данных случаях вполне возможна совокупность преступлений. Так, целью укрывательства является сокрытие преступления, целью указанных преступлений могут быть и другие желаемые результаты; если же цели совпадают, то совершение преступлений надлежит рассматривать как средство совершения укрывательства. Например, лжесвидетель может действовать из совершенно других мотивов, чем укрыватель: выгородить себя, или же, наоборот, стремиться к тому, чтобы виновному назначили более строгое наказание и т.д. Давая ложные показания (делая неправильный перевод и т.д.) по одному уголовному делу, лицо может желать скрыть совсем другое преступное деяние, не являющееся предметом разбирательства в данном процессе. Таким образом, нельзя говорить, что дача ложных показаний всегда предполагает укрывательство преступления.
С другой стороны, в ст. 307 УК РФ речь идет о специальном субъекте (свидетель, потерпевший, эксперт, специалист или переводчик), а укрывательство наказуемо только применительно к особо тяжким преступлениям. В итоге получается, что ни одну из рассматриваемых норм нельзя признать специальной по отношению к другой. На существенное отличие составов указывает и наличие примечания к ст. 307 УК РФ (об освобождении от уголовной ответственности при добровольном заявлении о ложности данных показаний), аналога которому нет в ст. 316 УК РФ. Если мы посмотрим на санкцию ч. 1 ст. 307 УК РФ, предусматривающей ответственность за дачу ложных показаний, то не найдем вообще лишения свободы. Так неужели лжесвидетель, своими показаниями в зале суда создавший обвиняемому в особо тяжком преступлении алиби, заслуживает меньшего наказания, чем гражданин, который сжег одежду со следами крови виновного? Представляется, в первой ситуации вполне обоснованно вменение обоих преступлений, предусмотренных ст. 307 и 316 УК РФ *(237). Соответственно, "в этих случаях квалификация должна наступать по совокупности статей, предусматривающих ответственность за укрывательство и иное соответствующее преступление против правосудия (идеальная совокупность)" *(238). Отметим, что совокупности не будет, если ложные показания даны близким родственником укрываемого: ответственность по ст. 316 исключена, но возможна по ст. 307 УК РФ.
Применительно к самооговору в науке нет единой позиции - следует ли его расценивать как заведомо ложный донос (или, в зависимости от обстоятельств дела, как дачу заведомо ложных показаний). Однако, признавая существенную общественную опасность таких действий, ряд авторов отмечает, что подобные случаи при наличии всех признаков состава следует относить к укрывательству *(239). Полагаем, что самооговор, безусловно, можно расценивать как укрывательство, но и исключать уголовную ответственность за другие преступления против правосудия для таких лиц не имеет смысла. Можно привести простой пример самооговора, являющегося интеллектуальным укрывательством, но не подпадающим под иные составы: при преследовании лица, виновного в разбойном нападении, его товарищ встречается на пути
преследователей и выдает себя за истинного преступника (предварительно изменив внешность, одевшись в сходную одежду), пока реальный виновник скрывается с награбленным. В данном случае цель только одна - скрыть преступника и помочь ему сохранить преступно нажитое. Ни о каком ложном доносе здесь, разумеется, речь не идет. В иных же случаях возможна и совокупность преступлений.
Показательно, что в Уложении 1903 г. были предусмотрены особые случаи укрывательства, к которым относились: явка с повинной в преступлении, заведомо совершенном другим лицом; заведомо ложная выдача себя за лицо обвиняемое в преступлении; отбывание наказания в виде лишения свободы за другое лицо, приговоренное к такому же наказанию *(240). Вероятно, сегодня такие случаи самопожертвования настолько редки, что современный законодатель не счел необходимым вводить аналогичные составы в УК РФ.
Укрывательство - формальный состав и считается оконченным с момента совершения действий, направленных на сокрытие преступления. В зависимости от способа, укрывательство может быть длящимся преступлением *(241). Так, если укрывательство выразилось в уничтожении следов, орудий, средств преступления, говорить о длящемся характере нельзя. Если имеет место сокрытие преступника или временное хранение указанных предметов, укрывательство можно признать длящимся (соответственно, сроки давности начинают течь с момента прекращения противоправной деятельности или явки с повинной). Одновременно нужно учитывать, что нельзя рассматривать как длящееся, например, укрывательство, выразившееся в том, что лицо закопало (без цели хранения) у себя в саду предметы, содержащие следы преступления *(242). С другой стороны, укрывательство длящегося преступления будет уже пособничеством: так, изготовление потайного отделения в шкафу для хранения пистолета есть пособничество в незаконном хранении оружия либо укрывательство хищения оружия (наказуемо в отношении ч. 3 и ч. 4 ст. 226 УК РФ) в зависимости от способа приобретения оружия и направленности умысла лица, изготавливающего секретное отделение *(243).
Достаточно спорным выглядит положение п. 2 Постановления Пленума Верховного Суда СССР от 31 июля 1962 г. N 11 "О судебной практике по делам о заранее не обещанном укрывательстве преступлений, приобретении и сбыте заведомо похищенного имущества" *(244): "Укрывательство преступления, а также приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем, могут быть признаны соучастием, если эти действия были обещаны исполнителю до или во время совершения преступления, либо по другим причинам (например, в силу систематического их совершения) давали основание исполнителю преступления рассчитывать на подобное содействие".
Вызывает возражение здесь указание на систематическое укрывательство как на соучастие. Дело в том, что буквальное его толкование может привести к объективному вменению. Так, например, лицо неоднократно укрывало разбойника, но к моменту, когда преступник убедился в "надежности" укрывателя, совершается уже убийство, терроризм и т.д. Можно ли говорить в такой ситуации о пособничестве в убийстве со стороны укрывателя? Думается, что нет. Не изменяется оценка содеянного и в случае, когда укрываемое лицо
вновь совершает преступление, тождественное или однородное с сокрытым, поскольку укрыватель здесь может лишь предполагать характер дальнейшей преступной деятельности своего "подопечного", что, разумеется, недопустимо с позиций института соучастия (необходим умысел).
С критикой некорректной формулировки п. 2 Постановления об укрывательстве выступили, в частности, Н.Д. Дурманов и В.В. Сергеев. Так, Н.Д. Дурманов видел выход в следующем разъяснении данного положения: "Систематичность. имеет скорее не уголовно-правовое, а доказательственное значение, как свидетельство заранее данного обещания укрывать преступление или приобрести либо сбыть имущество, заведомо добытое преступным путем" *(245). В.В. Сергеев подчеркивает: сама по себе систематичность укрывательства по своим объективным свойствам не выполняет функции однозначного свидетельства наличия у лица умысла, характерного для соучастников, но "должно влечь за собой постановку вопроса о том, не является ли это лицо соучастником. совершенных преступлений. Систематичность укрывательства наряду с другими обстоятельствами, установленными по делу, может служить доказательством соучастия такого укрывателя в преступлениях" *(246). Представляется, что с этим мнением следует согласиться *(247). Так, лицо неоднократно обращается к близкому другу с просьбами об укрывательстве. Последний, негативно оценивая поведение преступника, пытаясь наставить его на "путь истинный", тем не менее из сострадания или ложно понятого чувства дружбы систематически укрывает виновного. Разумеется, говорить здесь о соучастии в дальнейшей преступной деятельности укрываемого совершенно не приходится.
Предложение о переходе укрывательства в пособничество было высказано ровно за 100 лет до Постановления об укрывательстве Н. Полетаевым: "Укрывательство может перейти в действительное участие, если будет укрывательством по ремеслу, состоящим в постоянном, в обычное занятие обратившемся, служащем некоторым образом средством к жизни, укрытии преступлений от преследования судебной власти. Это будет пособничество, потому что хотя укрыватель и не уговаривается с совершителем каждый раз особенно, но постоянное занятие этим делом равняется безмолвному каждый раз соглашению" *(248). Однако далее Н. Полетаев уточняет, что нельзя дать заранее однозначных, общих правил для определения, где будет укрывательство по ремеслу, а где нет: вопрос этот должен быть решен всякий раз. Такой подход в большей степени соответствует принципу вины, закрепленному сегодня в ст. 5 УК РФ. Таким образом, систематическое укрывательство не во всех случаях следует признавать пособничеством - на наш взгляд, это допустимо лишь при профессиональном укрывательстве однородных *(249) преступлений, при наличии иных (кроме систематичности) доказательств молчаливого согласия на совместную преступную деятельность (например, одобрение предыдущего преступного поведения, взимание платы за укрывательство в размере доли от преступно добытого и т.д.).
В большей степени соответствует принципу вины разъяснение Пленума ВС РФ, касающееся экологических преступлений: "заранее обещанное
приобретение добытой заведомо преступным путем продукции либо систематическое приобретение ее от одного и того же правонарушителя лицом, которое сознавало, что своими действиями дает возможность правонарушителю рассчитывать на содействие в сбыте этой продукции, должно квалифицироваться как соучастие в преступлении в форме пособничества" *(250). В данном случае, идет ли речь об укрывательстве или приобретении или сбыте имущества, заведомо добытого преступным путем, можно констатировать факт, что лицо имеет дело с одним и тем же "поставщиком", с однообразным имуществом (например, шкуры диких животных), осознает характер как уже совершенных преступлений, так и планируемых реализатором в будущем.
Необходимо рассмотреть и возможность совершения покушения на укрывательство. Нельзя согласиться с теми авторами, которые указывают на невозможность этого_ *(251). Действительно, укрывательство является формальным составом и окончено, независимо от того, получилось ли укрыть преступление или преступника или нет. Однако возможны ситуации, когда по объективным обстоятельствам у виновного не получается довести до конца само действие по сокрытию: он пытается бросить в огонь рубашку со следами крови, но в этот момент сотрудники милиции пресекают данную попытку. Не исключено и покушение на укрывательство при фактической ошибке (сжег не ту рубашку, которую просил преступник). Но следует учитывать, что зачастую покушение на укрывательство может являться малозначительным деянием, а потому не влечь наказания *(252).
Интересен вопрос и о пользовании плодами преступления - относить ли его к укрывательству. Подробно исследовал этот вопрос М.Х. Хабибуллин *(253). Так, он ссылается, в частности, на указание Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСР 1926 г. "Пользование плодами преступления не составляет преступного деяния, за исключением тех случаев, когда само пользование выражается в совершении действий, составляющих самостоятельное преступление" *(254). В качестве таких преступлений могут выступать иные вторичные деликты - ст. 174 и 174.1, а также ст. 175 УК РФ. Аналогичное мнение было высказано Г.И. Баймурзиным *(255). В качестве примеров он приводит также ношение похищенного оружия. Определяющим моментом здесь выступает направленность умысла "пользователя" имущества: отсутствует стремление скрыть преступление - нет и укрывательства.
Субъективная сторона. Укрывательство, как и другие вторичные преступления, совершается лишь с прямым умыслом *(256) - для наличия состава преступления необходимо установить: осознавал ли виновный, что укрывает особо тяжкое преступление *(257) (в соответствии со ст. 15 УК РФ -умышленное деяние, за совершение которого в УК РФ предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше десяти лет или более строгое наказание), желал ли он это преступление скрыть. Не имеют значения для квалификации мотивы и цели (кроме собственно сокрытия) укрывательства *(258), но они могут быть учтены при назначении наказания. Подчеркнем значение желания скрыть преступление или преступника: если, например, предметы преступления принимаются якобы для сокрытия, а на самом деле - с целью передать их законному владельцу (или в соответствующие
государственные органы), то, разумеется, укрывательство отсутствует *(259).
Не является наказуемым укрывательство деяния лица, виновность которого в дальнейшем не доказана.
Так, К. освобожден военным судом от уголовной ответственности за укрывательство разбоя и убийства, совершенных другим лицом, в связи с истечением срока давности, а уголовное дело в отношении его прекращено. Военная коллегия ВС РФ нашла определение суда незаконным по следующим основаниям. Согласно обвинительному заключению, К. обвинялся в укрывательстве преступлений, совершенных его сослуживцем С. Как видно из приговора в отношении С, он был оправдан в связи с недоказанностью участия в преступлениях. Между тем военный суд освободил К. от уголовной ответственности в связи с истечением сроков давности и производство по делу прекратил. Такое решение было бы возможным при наличии обвинительного приговора в отношении С. и с согласия К. Однако К. и его защитник настаивали на оправдательном приговоре. При таких обстоятельствах решение суда в отношении К. противоречит ст. 78 УК РФ, поскольку в его действиях нет состава преступления *(260).
Затронем еще один момент. Возможно ли рассматриваемое преступление, когда укрыватель знает о смерти лица, совершившего укрываемое деяние? Как видится, основной непосредственный объект укрывательства страдает: интересы правосудия ущемлены. Эта ситуация сходна с укрывательством общественно опасных деяний, совершенных невменяемыми *(261) (судебная практика идет по пути привлечения таких укрывателей к ответственности) *(262). Укрывательство при мертвом преступнике может быть совершено как из корыстных целей (желание получить наследство, добытое преступным путем), так и из самых благих побуждений (нежелание очернять память хоть и оступившегося, но ныне усопшего человека). В последнем случае можно говорить, пожалуй, о малозначительности деяния -разумеется, с учетом всех обстоятельств дела (так, интеллектуальное укрывательство, с учетом благородного мотива, именно в этой ситуации, как нам представляется, менее общественно опасно, чем уничтожение следов преступления). Такой подход подтверждается и общественным мнением. При проведении нами анкетирования населения был поставлен вопрос: считаете ли вы общественно опасным и заслуживающим наказания укрывательство деяния, совершенного человеком, который к моменту сокрытия следов преступления уже умер? Большинство (48%) ответило на него отрицательно, с оговоркой, что укрыватель действует не из корыстной, личной заинтересованности, а лишь из мотива защиты чести покойного. Еще 21% респондентов вообще не признают такое деяние общественно опасным. Только 29,5% полагают, что факт смерти лица, совершившего укрываемое преступление, не имеет никакого значения для наступления ответственности.
Представляет интерес и ситуация, когда лицо, виновное в укрываемом преступлении, скрылось.
Так, рассмотрев дело по обвинению Э. и Б. в убийстве при отягчающих обстоятельствах, военный суд признал доказанным, что убийство совершено А. скрывшимся от органов следствия, а Э. и Б. лишь вывезли и спрятали труп, в
связи с чем квалифицировал их действия как укрывательство особо тяжкого преступления. ВС РФ указал, что поскольку УК РФ установлена уголовная ответственность за укрывательство не любого, а особо тяжкого преступления и вопрос о квалификации действий лица, лишившего Л. жизни, возможно решить в судебном заседании лишь с участием этого лица, суду следовало в соответствии с ч. 3 ст. 253 УПК РФ приостановить производство по уголовному делу в этой части. При таких обстоятельствах приговор в части осуждения Э. и Б. по ст. 316 УК РФ отменен, и дело производством приостановлено *(263).
Для нас наиболее интересна аргументация неправомерности осуждения за укрывательство преступлений при скрывшемся преступнике. Как видно из определения, речь идет не о принципиальной невозможности такой ситуации, а именно о том, что без преступника (в данном случае) невозможно установить степень общественной опасности преступления: так, простое и квалифицированное убийство (ч. 1 и 2 ст. 105 УК РФ), причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего (ч. 4 ст. 111 УК РФ), есть преступления особо тяжкие, но убийство в состоянии аффекта (ст. 107 УК РФ) - преступление средней тяжести. Соответственно, если факт укрывательства именно особо тяжкого преступления не вызывает сомнения (например, терроризм - ст. 205 УК РФ), возможно осуждение за укрывательство и при скрывшемся преступнике, и без приговора по основному преступлению. Соответственно, однозначно ответить на вопрос о том, когда необходим приговор по основному преступлению для привлечения к ответственности за укрывательство, нельзя.
Относительно субъекта укрывательства. Уголовная ответственность за данное преступление наступает с 16-летнего возраста. Субъект укрывательства - общий.
Не может быть субъектом укрывательства лицо, виновное в основном преступлении. Данное положение трактуется практикой широко, и с этим следует согласиться.
Так, отмечает Президиум ВС РФ, суд необоснованно признал К. и А. виновными в заранее не обещанном укрывательстве особо тяжкого преступления - убийства, поскольку они сами являлись непосредственными участниками преступления в отношении той же потерпевшей. К. и А. изнасиловали потерпевшую, причем К. действовал по предварительному сговору в группе с П. Кроме того, К. вместе с П. совершил кражу имущества потерпевшей. Укрывая труп, вещи погибшей и орудие преступления, осужденные, прежде всего, скрывали свои преступные действия, тесно связанные с убийством. Сокрытие ими следов преступления являлось средством собственной защиты от обвинения в совершении изнасилования и кражи. При таких обстоятельствах в действиях К. и А. отсутствует состав преступления, предусмотренный ст. 316 УК РФ *(264).
Аналогичное решение следует принимать и при эксцессе исполнителя основного преступления.
Приговором Балаковского городского суда Саратовской области от 8 декабря 2000 г. Я. осужден по п. "в" ч. 4 ст. 162 и ст. 316 УК РФ к лишению свободы. Установлено, что во время совершения Я. и 3. разбойного нападения
3. совершил убийство водителя автомобиля, что не охватывалось умыслом Я. и действия 3. по убийству водителя автомобиля были признаны эксцессом исполнителя. Я. по ст. 316 УК РФ был осужден за то, что он помог 3. укрыть труп. Определением судебной коллегии приговор в отношении Я. по ст. 316 УК РФ отменен за отсутствием в его действиях состава преступления, поскольку Я. является исполнителем другого преступления (разбойного нападения), в процессе которого и было совершено убийство потерпевшего *(265).
Примечание к ст. 316 УК РФ устанавливает, что лицо не подлежит уголовной ответственности за заранее не обещанное укрывательство преступления, совершенного его супругом или близким родственником. К недостаткам законодательной техники относится отсутствие в УК РФ определения близкого родственника - представляется, что его следует раскрыть именно в уголовном законе, так как от этого непосредственно зависит преступность или непреступность деяний ряда лиц (например, ранее такое определение было в ст. 19 УК РСФСР 1960 г.). Выход можно, конечно, найти, сославшись на п. 4 ст. 5 УПК РФ: "близкие родственники - супруг, супруга, родители, дети, усыновители, усыновленные, родные братья и родные сестры, дедушка, бабушка, внуки". Однако, строго говоря, в ст. 5 говорится о понятиях, используемых именно в УПК РФ, но не в УК РФ. Кроме того, многие авторы верно указывают на неточность, допущенную в упомянутой статье, поскольку супруг приравнивается к близким родственникам, но таковым не является *(266).
В литературе встречаются предложения, в соответствии с которыми действие примечания к ст. 316 УК РФ необходимо распространить и на лиц, находящихся в так называемом гражданском браке (фактическое сожительство) *(267). Следует отметить, что по ст. 140 Уложения 1845 г. круг лиц -попустителей преступлениям, для которых наказание смягчалось или отменялось вовсе, был достаточно широк: кроме родственников по прямой восходящей и нисходящей линии (соответственно, сюда следует относить и прабабушек, прадедушек, правнуков), супругов, родных братьев и сестер, к ним относили свойственников до второй степени и лиц, получивших от преступника воспитание или облагодетельствованных им *(268). Как видим, при всей широте перечня, здесь нет фактических сожителей (да и вряд ли об этом могли говорить законы дореволюционной России 160 лет назад). На наш взгляд, данная категория могла бы оказаться в примечании к ст. 316 УК РФ, но при условии наличия у этих лиц хотя бы одного совместного ребенка *(269), из-за которого, пожалуй, в большинстве случаев и может быть совершено укрывательство сожителя. В противном случае расширять перечень нужно, в целях справедливости, и далее: почему бы не исключить уголовную ответственность за укрывательство друга, для бывших и действующих учителей, врачей укрывателя и других категорий лиц (список можно продолжать до бесконечности). Разумеется, такое расширение нивелирует смысл уголовной ответственности за укрывательство, а в стране, где снижается рождаемость, ценность законного брака падает, поблажки в виде уравнивания его с фактическим сожительством не отвечают интересам государства и общества. Напротив, автор поддерживает неоднократно высказываемую в юридической литературе идею, что родственники-укрыватели должны нести ответственность
по ст. 316 УК РФ, если совершили преступление по корыстным мотивам *(270). Так, по УК ФРГ родственники не подлежат ответственности лишь согласно § 258 (воспрепятствование наказанию - одна из разновидностей укрывательства по немецкому уголовному закону), по остальным пяти составам (включая и отмывание денег) родственники несут ответственность на общих основаниях, поскольку в них предполагается корыстный мотив (например, в § 257 речь идет об укрывательстве с целью помочь виновному сохранить имущество, добытое преступным путем) *(271). Аналогичное ограничение содержится в УК Аргентины *(272).
Общественное мнение здесь существенно разнится. При проведении упомянутого в этом параграфе социологического исследования получены следующие результаты при ответе на вопрос: можно ли считать справедливым и обоснованным исключение уголовной ответственности за укрывательство для близких родственников виновного независимо от мотива данного деяния? 53% опрошенных полагают, что близкие родственники не должны нести уголовную ответственность за укрывательство в любом случае; 22% считают, что при наличии корыстных побуждений родственники должны привлекаться к ответственности. Еще 23% указывают: за укрывательство преступлений должны нести ответственность все, а факт родства - учитываться при назначении наказания. Следует отметить, что при ответе на данный вопрос опрошенные неоднократно ссылались на положения ст. 51 Конституции РФ, т.е. путали возможность не свидетельствовать против близких родственников и "право" на укрывательство.
Вместе с тем допустимо предоставить суду возможность освобождать от уголовной ответственности за укрывательство лиц, находящихся в зависимом состоянии *(273) от укрываемого. По сути, это будет учтенным в законе случаем крайней необходимости (собственно говоря, зачастую фактические сожители будут подпадать под действие подобного примечания).
Соответственно, необходимо дополнить примечание к ст. 316 УК РФ следующим абзацем: "Лицо, впервые совершившее укрывательство, может быть освобождено судом от уголовной ответственности, если оно находилось в зависимом состоянии от укрываемого и действовало не из корыстных побуждений".
Сегодня уголовный закон допускает привлечение к уголовной ответственности за укрывательство и потерпевшего от первоначального преступления (здесь ситуация сходна с лжесвидетельством). Исключение, разумеется, составляют дела частного и частно-публичного обвинения. Освобождение от уголовной ответственности здесь возможно лишь на общих основаниях. Не исключены и случаи с крайней необходимостью.
В настоящее время все чаще ставится вопрос о расширении уголовной ответственности за укрывательство, об установлении ее не только в отношении особо тяжких преступлений. Так, В.Г. Трифонов предлагает включить в круг укрываемых тяжкие преступления *(274). А.Д. Макаров высказывается за идею необходимости криминализировать укрывательство преступлений, начиная с преступлений средней тяжести *(275). Н.С. Косякова предлагает ввести уголовную ответственность за укрывательство независимо от категории тяжести
преступления *(276), но допускает при этом введение определенного перечня преступлений (по образцу ст. 189 УК РСФСР) с учетом важности объекта укрываемого преступления, распространенности ряда преступлений и актуальности борьбы с ними *(277). С укрывательством же остальных преступлений предлагается бороться с помощью установления административной ответственности *(278). Данные предложения представляются обоснованными. Действительно, при построении ч. 2 ст. 20 УК РФ (перечень преступлений, уголовная ответственность за которые предусмотрена с 14 лет) законодатель исходил, по меньшей мере, из трех критериев, так почему же при конструировании статьи об укрывательстве допустимо такое упрощение? Достаточно сравнить: укрывательство лица, совершившего отмывание денег при квалифицирующих обстоятельствах (ч. 4 ст. 174.1 УК РФ), квалифицированный грабеж, наказуемо, а укрывательство умышленного причинения тяжкого вреда здоровью с особой жестокостью (ч. 2 ст. 111 УК РФ), изнасилования заведомо несовершеннолетней (ч. 2 ст. 131 УК РФ), неквалифицированный захват заложника (ч. 1 ст. 206 УК РФ), любого хулиганства (ст. 213 УК РФ) - нет. Злоупотребление должностными полномочиями (ст. 285 УК РФ), например, даже особо квалифицированные составы - преступление максимум тяжкое. При масштабах данного деяния в современной России очевидно, что укрывательство таких преступлений весьма общественно-опасно. На это указывает Е.В. Львович, считающая необходимым дополнить гл. 31 УК РФ ст. 316.1 "Укрывательство преступлений, совершенных должностными лицами" *(279).
Одновременно повышенную ответственность должны нести и сами должностные лица, укрывающие преступления. Как верно отмечает А.В. Синельников, в данной сфере не способны помочь ст. 294 УК РФ (воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования), ст. 300 УК РФ (незаконное освобождение от уголовной ответственности), ст. 316 УК РФ. Соответственно, необходимо изменить ст. 300 УК РФ, в том числе и ее название. Предлагается редакция: "Уклонение от уголовного преследования или принятия мер к его обеспечению" *(280).
Кроме того, на руку укрывателям оказалась и отмена института неоднократности по УК РФ: укрывательство лица, о котором известно, что он совершил несколько тяжких преступлений, не влечет ответственности, ранее же неоднократность могла бы образовать, зачастую, уже особо тяжкое преступление.
Итак, сегодня, как это ни цинично звучит, "матерого" хулигана, серийного насильника укрывать можно совершенно спокойно и безнаказанно. Сложилась парадоксальная ситуация. В пояснительной записке к проекту федерального закона "О внесении изменений в Уголовный кодекс РФ и Уголовно-процессуальный кодекс РФ" *(281) предлагается ужесточить санкции по ст. 222, 223, 226 УК РФ, чтобы отнести данные преступления к категории тяжких и особо тяжких. "Эта мера, - говорится в проекте, - позволит привлекать к уголовной ответственности лиц за укрывательство особо тяжких преступлений, т.е. по статье 316 УК РФ". Как тут не вспомнить старую восточную поговорку: "Если гора
не идет к Магомеду. ". Итак, предлагается не скорректировать диспозицию ст. 316 УК РФ, дабы расширить сферу ее деятельности, а "притянуть" санкции других статей к категории особо тяжких, т.е. основное преступление подстраивают под вторичное!
Подобное предложение не выдерживает критики, особенно если учесть, что расширение сферы уголовной ответственности за укрывательство поддержало более 90% опрошенных нами респондентов: 34,5% высказались за указание на укрывательство любых тяжких преступлений; 29,5% - в отношении всех преступлений, независимо от категории тяжести; 26,5% - в отношении определенного перечня преступлений (например, против личности, общественной безопасности).
Нам видится наиболее рациональным вариант в указании на все тяжкие преступления, а также преступления средней тяжести против особо важных объектов (жизнь, здоровье, общественная безопасность и т.д.) и особо распространенные (квалифицированные кражи и т.д.) *(282).
Установление уголовной ответственности за укрывательство тяжких преступлений не только не ущемит прав законопослушных граждан, но, наоборот, даст гарантию гражданам-правонарушителям в виде большей определенности и меньшей степени объективного вменения применительно к укрывательству. Ведь сегодня, с учетом хотя бы того, что большинство преступлений, ответственность за которые предусмотрена УК РФ, являются особо тяжкими лишь при наличии квалифицированных составов, гражданин должен неплохо разбираться в уголовном праве, чтобы, например, знать: укрывательство насильника несовершеннолетней ненаказуемо, а то же деяние, но при потерпевшей-малолетней, уже влечет ответственность. Разумеется, можно сказать, что незнание закона не освобождает от ответственности, но ведь это не аксиома, а лишь презумпция *(283). Чем более логичным, более доступным простым гражданам будет уголовный закон, тем легче ему достичь своих целей.
Уголовное законодательство подавляющего большинства стран - бывших республик СССР предусматривает ответственность за укрывательство не только особо тяжких, но и тяжких преступлений. Такая норма содержится, в частности, в ст. 3072 УК Азербайджанской республики, ст. 363 УК Республики Казахстан, ст. 313 УК Латвийской Республики, ст. 405 УК Республики Беларусь, ст. 323 УК Республики Молдова *(284). По ст. 151 УК Республики Корея установлена ответственность за укрывательство любого преступления, наказываемого штрафом или более строгим наказанием, аналогично - в ст. 103 УК Японии *(285). Ответственность за укрывательство любого преступления предусматривают ст. 189 УК Голландии, ст. 305 УК Швейцарии, ст. 11 гл. 17 УК Швеции, ст. 239 УК Польши, § 125 УК Дании *(286).
Отметим, что по пути, избранному российским УК, пошли УК Грузии (ст. 375), УК Эстонии (ст. 108) *(287).
В заключение затронем вопрос, касающийся прежде всего заранее обещанного укрывательства. Сегодня законодатель сформулировал исчерпывающий перечень действий, образующих пособничество. Однако возможна общественно опасная деятельность, которая хотя по смыслу походит
на интеллектуальное пособничество, но не в полной мере вписывается в ч. 5 ст. 33 УК РФ. Предположим, в целях укрепления решимости исполнителя на осуществление преступления лицо обещает после совершения деяния устранить каким-либо способом потенциальных свидетелей содеянного. Само по себе выполнение таких действий охватывается составами ряда преступлений (против жизни, здоровья, свободы человека и т.д.). Но на момент, когда дается обещание, нет еще и приготовления к данным деликтам, а в качестве пособничества рассматривать такие действия не совсем корректно: не расценивать же живых людей как следы преступления *(288)? Подобное мнение высказано относительно заранее не обещанного укрывательства в отношении потерпевшего: "Если потерпевший несет на себе следы преступления (например, побоев), то его сокрытие является, несомненно, разновидностью сокрытия следов преступления. Однако потерпевшего можно прятать и в других целях, например, чтобы лишить его возможности подать заявление о совершенном против него преступлении. В жизни такие факты вполне возможны, их можно приравнять к сокрытию следов преступления и, следовательно, квалифицировать по ст. 316 УК" *(289). Если же при этом потерпевшего прячут против его воли, в связи с чем в содеянном имеются признаки преступления против личной свободы, то следует применять также нормы об ответственности за похищение человека (ст. 126 УК РФ) или незаконное лишение свободы (ст. 127 УК РФ). Представляется, что предложенное решение, в том числе и относительно совокупности преступлений, не противоречит закону: как отмечалось, ст. 316 УК РФ, к сожалению (а в данной ситуации, пожалуй, наоборот, к счастью), не содержит перечня деяний, составляющих укрывательство, в отношении же ч. 5 ст. 33 УК РФ подобное разъяснение вполне можно расценить как применение аналогии, что, разумеется, недопустимо.
В связи с изложенным, автор считает целесообразным дополнить ч. 5 ст. 33 УК РФ словами: "или каким-либо образом воздействовать на возможных потерпевших или свидетелей преступления в целях его сокрытия" *(290).